Вопросы, конечно, были. Давно известно, что одна и та же история, рассказанная разными людьми, зачастую приобретает совершенно другую окраску, а то и вовсе переворачивается с ног на голову. Однажды Городецкий встретил свою бывшую одноклассницу в, мягко говоря, не очень хорошем состоянии. Муж алкаш, побил, теперь все плохо, никто меня не любит – Антон целый час выслушивал эти сопли и искренне сочувствовал. Неожиданно появилась её подруга, отвела Антона в сторонку и пояснила, что леди вчера сама поссорилась с мужем из-за каких-то непостиранных носков или некупленных сережек, хлопнула дверью, напилась в кафе и, поскользнувшись в туалете, треснулась головой об унитаз. Схватив неудачницу за руку, она тут же уволокла несчастную домой, мириться и спасать семью. С тех пор Городецкий старался фильтровать женские истории. Историю Серафимы мог бы прояснить архив, но надо ли это Антону? Ведь ему с ней детей не крестить. С другой стороны, они волею судьбы работают вместе, а напарника желательно бы знать получше. Одно было абсолютно ясно – если двое Светлых оказались против двадцати врагов, это уже говорит о том, что засада была организована плохо, что-то недоработало начальство. И не так уж важно, как себя вели попавшие в безнадежный переплет дозорные, кто кого бросил, ясно только, что Серафиму сделали «стрелочницей».
-- У матросов нет вопросов! – отрапортовал Антон, - Ну что, приступим к делам нашим скорбным, то есть, к работе?
Серафима посмотрела на него изучающе. Она рассчитывала вызвать Городецкого на откровенность, подав ему пример, но, видимо, не получилось. Нет, он, конечно, имеет право на молчание. А она в таком случае получает право на метание вопрошающе-любопытных взглядов. Посмотрим, кто того. 
-- Так точно. Кстати, нашего первого подозреваемого уже отпустили?
-- Еще чего! Пусть посидит...
-- Ты тоже ложным гуманизмом не отличаешься, как я посмотрю. Ну да ладно, действительно, пусть посидит, зато под рукой будет. Адрес второго подозреваемого уже добыл?
-- Угу, вот, - Светлый протянул напарнице распечатку. – Вместе поедем?
-- Наверное. Только, чур, не как вчера...   
-- А что вчера было не так? – уточнил Городецкий,  --пельмени не понравились?
Серафима тут же решила (небезосновательно), что Антон намекает на повторение совместного обеда в кафе и сразу не решила, как на это реагировать. А впрочем, каким же еще может быть перекус на задании «в поле» двух напарников, как не совместным? Тем не менее, она ответила:
-- Нет, ведение допроса. Давай в этот раз я попробую начать...
-- Ласково и нежно?
-- Именно!
Подготовились основательно – как-никак, а ехали брать подозреваемого в трех убийствах! Взяли соответствующую амуницию и пару дозорных в подмогу. И не зря! Как только Антон позвонил в дверь, из квартиры раздался звон бьющегося стекла. Дозорный сквозь сумрак бросился в помещение и увидел, что оборотень стремительно падает на землю, на лету уходя в сумрак. Антон шагнул на второй уровень, не спеша спустился по лестнице, вышел на улицу и принял беглеца прямо под белы ручки…

-- Стащил, говоришь? – спокойно произнес Городецкий и вдруг, безо всякого перехода, начал партию «плохого полицейского»: врезал оборотню промеж глаз и, удерживая зажженный фаербол у носа задержанного, грозно зашипел:
-- Стащил, ага. Пришел в гости к друганам, они чай пьют, в углу ящик дури без крышки, а ты им «превед», а сам горсть порошочка зацепил и ушел, так было? – Антон придвинул фаербол поближе к оборотню и щелкнул-сверкнул «тройным лезвием».
-- Вот видите, к чему приводит запирательство, - ласково сказала Фима и развела руками, - он псих, у него недавно напарницу…
Городецкий метнул возмущенный  взгляд в Серафиму, но от этого движения досталось оборотню – огненный шарик дрогнул в руке дозорного и подпалил бровь. Как ни странно, этот спектакль дал результат – оборотень все рассказал. Рассказал, как получил наркотик для сбыта в обмен на пустяковую услугу – его всего лишь два раза сфотографировали каким-то магическим аппаратом.
Серафима тотчас же позвонила в офис и кое-что уточнила. Действительно, аура допрашиваемого час назад «засветилась» в одном инциденте.
-- Все ясно. Похоже, хороший слепок получается два раза. Этот – отработанный материал, как и тот, первый. Думаю, убили не они. – резюмировал Антон.
-- Вы меня отпустите? – тут же обнаглел незадачливый наркодилер.
-- Сначала назови или опиши «фотографа»! – отрезала Серафима.
-- Дык, это, не помню я...
-- Антон... – позвала Светлая.
-- Не надо! – встрепенулся оборотень и тут же выдал описание: - Человек, мужчина, рост средний, волосы короткие, темные, глаза тоже темные, особых примет нет.
Вызвав помощника, чтобы последил пока за задержанным, Фима увела Городецкого из машины.
-- Как тебе этот фрукт нравится? – спросила она.
-- Совсем не нравится.
-- Вот и мне тоже. Такое ощущение, что описание он придумал на ходу.
-- Предлагаешь его задержать?
-- Это было более чем логично, - кивнула девушка. – Во-первых, справедливо, потому что первый оборотень тоже задержан. Нужно либо всех задерживать, либо всех отпускать. Во-вторых, целесообразно: может быть, нам еще захочется его допросить.
После небольшой паузы Антон, неожиданно улыбнувшись, произнес:
-- А ты молодец – догадалась, что он сам не наркоман...
-- Еще бы! – ответила его напарница со той язвительной самоиронией, которая была ей свойственна. – Десять лет в наркобизнесе!.. Да нет, на самом деле, моя сестра сидела на игле.
-- А сейчас что, соскочила?
-- Умерла от передозировки.

Светлая посмотрела на него недоумевающе.
-- Не у тебя ли он, часом, м? Или скажешь, что впервые слышишь о «клювике»?

Поняв, в чем дело, девушка схватилась за голову и сквозь стиснутые зубы забормотала что-то вроде: «Какой придурок, боже, какой...»
-- То есть ты хочешь сказать, что все это время искал вот эту, с позволенья сказать, информацию? – обратилась она наконец непосредственно к Городецкому. – Спросить не мог? Это же не артефакт, а слезы... Вместо будильника работал в те времена, когда о часах и слыхом не слыхивали.
-- И все?
-- Все, я же говорю, фигня. Мы его случайно нашли, он у напарника моего был, потом пропал.
-- А куда, куда пропал? Артефакты просто так не исчезают! Я сейчас еще пороюсь насчет скрытых или побочных функций, а ты подумай, куда он мог подеваться.
-- Да нечего тут думать, нет его!
-- Не торопись! Может в прореху запал на месте битвы или по дороге….

Партизанен нихт капитулирен! Мы потихоньку продолжаем!
-------------------------------------------------------------------------
Уже у подъезда Фиму поймал какой-то пожилой человек, который с неподдельным энтузиазмом и блеском в глазах воскликнул:.
-- Серафима, мне нужно с вами поговорить! У меня появилась новая информация!
-- Да что вы такое говорите, Лев Григорьевич? – с наигранным воодушевлением отозвалась та. Антон подумал, что на месте старика непременно на нее обиделся бы, но тому это явно в голову не приходило.
-- У меня даже есть улики!
Пойдемте в дом. Скорее же!.. А кто этот молодой человек?
-- Это мой коллега, он абсолютно надежен, - уже как-то обреченно ответила девушка.
-- Я знал, что ваша организация не оставит мои доказательства без внимания, - с этими торжественными словами Лев Григорьевич скрылся в подъезде.
-- Местный сумасшедший, - объяснила девушка. – Ищет доказательства того, что где-то поблизости «хоронят» радиоактивные отходы. По его теории, все пропавшие местные кошки являются жертвами мутантов. Короче, рядовой случай в практике психиатра. Вот вчера увидел в темноте большую собаку и принял ее за своего мутанта, хочет поделится с мировой общественностью в нашем лице...
-- Собаку, говоришь? А вдруг...
-- Если ты считаешь, что это нам поможет, мы можем к нему зайти, - согласилась Серафима, знавшая, что Лев Григорьевич обожает новых, падких на его доморощенные сенсации слушателей. Дозорные догнали пенсионера, и троица начала подниматься по лестнице. 
-- А за кого он тебя принимает? – шепотом спросил Антон.
-- Не знаю, - пожала плечами Фима, - я ни разу не ответила прямо.
-- А криво?
-- То вздохну, то очи в небо, то еще как. В итоге он, наверное, думает, что я работаю в ФСБ в качестве русского агента Скалли.
-- Тогда я Малдер!
-- Ага, супермен! Пришли.
-- Прошу вас, молодые люди, проходите, - объявил Лев Григорьевич.

Теперь ей оставалось лишь методично, как на уроке, закидать зверя фризами. Когда ледяная скульптура стала выглядеть основательно, Серафима перевела дух. Тут и огонь погас. Диспозиция оставалась не из лучших. Лед тает, Городецкий умирает. Огневая стена лишила его остатков сил, мана девушки тоже была на исходе. Приходилось выбирать. «Пленных не брать!» - и она жахнула по пантере тройным лезвием. Зверь рассыпался в мелкие дребезги, как второй терминатор после купания в жидком азоте…
Когда Фима выволокла Антона из сумрака, магами они уже не были. По крайней мере, на ближайшее время. Тут начали нарисовываться жильцы дома. Картина лежащего ничком, перепачканного кровью и грязью Антона и устало прислонившейся к стене Серафимы вызывала комментарии от: «Развели бомжатину!» до «Вызовите милицию!». Где-то посередине прозвучало «Вызвать скорую», что, как ни странно, и было исполнено. Милиция тоже приехала. Кое-как сняв с Серафимы показания и убедившись, что клиент не пьян, стражи порядка удалились, а фельдшеры увезли пострадавших.
И вот двое Иных трясутся в красно-белой газельке, «играя» мизансцену из дешевой мелодрамы – умирающий герой без сознания и потерянная от беспомощности девушка. В фильмах в таких случаях полагалось сдержанно рыдать и держать героя за ручку, правда, в фильмах редко встретишь такой звуковой фон, который вынуждена была слышать  Серафима. Видимо, сидящая на переднем сидении медсестра обращалась к водителю.
- Петрович, ты как считаешь, довезем?
- Этого? Не-е-е, этот не доедет.
- А по-моему, доедет, только там все равно долго не протянет...
Серафима чисто механически достала пачку сигарет.
- С ума посходили!.. – возмутился врач, судя по внешнему виду, среднего возраста. Занятно, до этого момента она его даже не заметила, хотя он и сидел рядом с ней... Тот достаточно бесцеремонно отобрал у нее сигареты и повернул лицо девушки к себе. 
- А у вас-то что с шеей? Какие глубокие царапины... Кто это вас так?
- Лучше вам этого не знать!
- Оборотень, что ли?

В лопухоидную больницу решили не ехать. Серафима хотела было  направится к Антону, но решила, что в незнакомой квартире не сможет быть полноценной сиделкой. Что!!!??? Какой еще сиделкой, это же работа, ничего личного!!! Но ведь, в самом деле, даже пластырь  или бутерброд какой не сможет найти. Поехали к ней. Экипаж скорой взялся помочь довести пострадавшего до двери (мана потихоньку возвращалась, Антон кое-как переставлял ноги). Серафима, опередив процессию, взбежала наверх и подошла к двери. В глазок был вколочен небольшой осиновый колышек, удерживающий записку. Она гласила:
«Не того убили, Светлые!»
-- Тьфу ты, черт, та-а-а-кую дверь испортил, - осуждающе произнесла Фима, - этот наш любитель анонимных записок. Ладно, об этом потом, заходи...те, - обратилась она к «группе сопровождающих».
Как убедился Антон, квартира у Фимы была небольшой и в целом не очень уютной. Стены окрашены в холодный голубой цвет, минимум мебели из каких-то искусственных материалов, никакого намека на ковры или хотя бы мелкие безделушки, которыми обычно любят захламлять свои жилища представительницы прекрасного пола – одним словом, современное оформление в стиле минимализма. Единственным украшением комнаты, в которой сейчас находились дозорные, служила большая картина, изображающая циркового канатоходца. Городецкий не был знатоком живописи, но его привлекла динамика, заключавщаяся в фигурке циркача, его одновременно напряженная и естественная поза, смелый взгляд устремленных на зрителя глаз...
-- Располагайся вон там, я сейчас, - она указала на диван  (на нем Городецкого и так уже расположили шофер и фельдшер, после чего удалились).
-- А это... что за картина? – неуверенно спросил Светлый, когда девушка вернулась с нехитрой провизией.
-- Нравится? – не удержалась Серафима от довольно-таки глупого вопроса. Это была ее любимая работа, потому что – пусть не без некоторых ошибок –  удалось передать свой образ, образ человека, находящегося в постоянных поисках равновесия.
-- Да.
-- Места на стене в Третьяковке, конечно, не заслуживает, но на мою стенку более достойных претендентов нет. Подарок одного знакомого... Тебе холодно?
-- Немного.
-- Все так говорят, а я как-то привыкла,  – Серова пожала плечами и сочла необходимым предостеречь напарника от дальнейшей критики. – Это мой мир. В качестве согревающего средства могу предложить только чай.
И они немного помолчали. Но сейчас, во время этой паузы, они не чувствовали по отношению друг к другу ничего, похожего на отчуждение. Наоборот, это было молчание двух людей, которые не говорят не потому, что не о чем, а потому, что многое можно понять и без слов.
- Слушай, а я тебя даже не поблагодарил, - наконец произнес Антон.
- Я тебя, кстати, тоже, так что мы в рассчете, - рассмеялась Серафима. – Если бы ты не помог мне с огненной стеной, мы с тобой разговаривали бы сейчас в каком-нибудь другом месте... И сдается мне, что не в раю.
-- В сумраке, - спокойно подтвердил Антон, - говорят, что души иных уходят в сумрак. Но в каком виде они там функциноируют -  не знает никто.
И тут зазвонил телефон. Аппарат полностью соответствовал стилистике Фиминой квартиры – зеленый, чешского производства, с диском и железным звонком. Но даже безо всяких табло с определителями и хитрых мелодий, стало ясно, КТО вызывает. Серафима подняла трубку.
-- Машина внизу, - лаконично и понятно.